18+
17.04.2017 Тексты / Авторская колонка

​Чистописание

Текст: Владимир Березин

Фотография: из архива автора

Писатель-пешеход Владимир Березин о клавишах, пёрышках и неумолимом времени.

... «Да-ёт ко-ро-ва мо-ло-ко».
Перо цепляется за «ко»,
И клякса чёрная, как жук,
С конца пера сползает вдруг.
Одной секунды не прошло,
Как скрылись «ко», и «мо», и «ло»...
Ещё одну страничку вон!
А за окном со всех сторон:
И стук мяча, и лай щенка,
И звон какого-то звонка, -
А я сижу, в тетрадь гляжу -
За буквой букву вывожу:
«Да-ёт ко-ро-ва мо-ло-ко»...
Да! Стать учёным не легко!

Сергей Михалков, «Чистописание»

Я на старости лет тоже поучаствовал в тотальном диктанте. Правда, заочным образом, и с не слишком хорошим результатом: три лишние запятые, одна пропущенная, и одна потенциальная ошибка (я написал правильно не потому, что знал, как надо, а оттого, что угадал).

Мне повезло, потому что мой текст диктовал сам писатель Юзефович, и, к тому же, это лучший текст, что я там видел за эти годы.

Безотносительно от проверочной функции, он хорош сам по себе — и эстетически, и идеологически, и, вообще, как хотите.

Там хорошо всё — и равновесие трёх частей и трёх городов, сама интонация, а особенно — доброжелательность автора к мирозданию вообще и читателю в частности. Правда, я видел, как пермяки обиделись за стерлядь и начали говорить, что в диктанте — ошибка, стерлядь у них вовсе не пропала, и этой стерлядью они любой город затмят, но моего пафоса это ничуть не убавляет.


Но я хочу сказать о другом: я в своё время прошёл через обычные для советского школьника уроки чистописания — рисование палочек и элементов букв, тетрадь в линейку, парта с откидными крышками, крашеная сверху зелёной масляной краской, а снизу — коричневой. Причём под слоем зелёной угадывались ложбинки для перьевых ручек и углубление для чернил.

Чернил! Кажется, сюда наливали чернила — так, по крайней мере, мне объясняли.

Меня учили писать от руки правильно и разборчиво, и я подумал, что будь я реальным участником тотального диктанта и сдай написанное от руки, то в паре мест мне бы могли насчитать ошибки за почерк.

Кляксы, описанные в стихах Барто и Михалкова, у современного школьника вызывают недоумение

В моём детстве существовала презумпция вины в зоне «неразборчивого», иначе говоря, нужно было написать понятно. Было ужасное слово помарки — за помарки снижали оценку. Как-то чёткий и вечный мир был разрушен, в него пришло новое правило — в заглавной, то есть прописной букве «А» нужно было писать завиток вместо поперечины. Завиток начинался у правой ноги и двигался подобно фигуре Лиссажу, с которой я познакомился позднее, наверх и влево, чтобы затем уйти на соединение со следующей буквой или оборваться в пустоту. Затем правила поменялись, и букву стала пересекать простая чёрточка. Это занятие ненавидели многие, не скажу, что все — впрочем, педагоги говорили, что мелкая моторика каллиграфии стимулирует работу мозга.

Каллиграфия — непростое искусство: улучшение эстетики затрудняет утилитарное понимание. Каллиграфия прямо привязана к инструменту письма — перьевые ручки старого образца позволяли делать буквы такими, какими мы видим их в старых прописях — широкими сбоку и утончающимися при поворотах. Шариковая ручка уравняла толщину, а теперь на смену ей пришли гелевые. Кляксы, описанные в стихах Барто и Михалкова, у современного школьника вызывают недоумение.

Стал редкостью мел — то письмо на доске, при котором ты тянулся к верхнему краю и школьную форму обсыпала белая мука ненаписанных букв. Сейчас пишут фломастерами — по крайней мере, в тех школах, где я обретался.

Моторика всё так же мелкая, но — другая.

Чистописание, исчезнувшее с настоящими гимназиями, вернулось в СССР в тридцатые, когда «школа, как баржа с арестантами, все дальше и дальше отходила от берегов свободы и экспериментов послереволюционных лет. Были упразднены должности освобожденных классных руководителей, в первом и втором классах снова, как при „старом режиме“, введено чистописание (бывшая каллиграфия), появились „прописи“ — тетради, в которых типографским способом были запечатлены идеально написанные значки и буквы, а проведённые в них жирные и волосяные линии стали предметом изучения и подражания. Обязательным орудием труда первоклассника стало перо №86. Перо „лягушка“ поощрялось меньше, а перо „солдатик“ кое-где было запрещено вовсе за неспособность проводить волосяные линии. В школах вообще повысились требования к грамотности и к соблюдению порядка в русском языке» * — Андреевский Г. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930-1940-е годы. — М.: Молодая гвардия, 2008. С. 123.
.

Было и есть много пособий по каллиграфии — но сейчас они скрылись куда-то в тень общественного сознания, а я-то застал ещё страшные книги родом из прошлых времён. Одна из них была напечатана Учпедгизом ещё когда в Мавзолее лежало два тела и город на Волге назывался именем битвы.

В ней говорилось об идеальном письме так:

«1. Правильным и красивым считается только наклонное письмо, при котором буквы пишутся под углом в 65°. Наклонное письмо естественней, чем письмо прямое, так как соответствует лучшему, более спокойному положению руки, корпуса и головы. Если, например, положить лист бумаги или тетрадь перед собой не наклонно, а прямо, и начать писать, то при движении предплечья слева направо, с сохранением в одном и том же положении локтя, строка неизменно будет устремляться кверху. Для того чтобы писать её строго по линейке, приходится все время «укорачивать» кисть и предплечье. Длительное письмо при таком положении вызывает появление болезни — так называемого писчего спазма. При наклонном письме возможность писчего спазма исключается. Только при наклонном письме сохраняется единообразный почерк, его разборчивость и ритмичность. Наклонное письмо наиболее пригодно для развития скорописи (И. Е. Евсеев). Прямое письмо нередко обращается в так называемое зеркальное письмо (с наклоном в левую сторону), которое имеет крайне неразборчивый и безобразный вид. В защиту прямого письма обычно выдвигалось то соображение, что оно требует нормальной посадки детей, следовательно, гигиеничнее, чем наклонное. Но это соображение нельзя признать правильным, потому что наклонность письма достигается не за счёт посадки, а благодаря положению тетради.

2. Правильное и красивое письмо обязательно должно иметь нажим, который придает ему ритмичность и разборчивость. Нажим в письме учащихся вырабатывается путём применения правильных приемов и длительных упражнений. При движении пера вниз его кончики раздвигаются. Получается жирная черта. При движении пера кверху его кончики сближаются. Образуется тонкая волосная черта. <...> Среди многих пишущих, в том числе и детей, нередко создается ложное предубеждение против нажима, и они во избежание его начинают писать боком пера. Им кажется, что письмо без нажима чище, опрятнее. Но письмо, состоящее из густо переплетающихся, волосных, одинаковых черт, конечно, не может быть разборчивым, ритмичным, а, следовательно, и красивым. Очень важно также, чтобы дети писали не просто с нажимом, а соблюдали разные виды нажима, например, при письме прямой черты, прямой черты (палочки) с закруглением внизу, овалов и полуовалов, пламевидных черт.

3. Строчные буквы должны быть одной высоты; заглавные тоже должны иметь определенную высоту и намного превосходить размеры строчных букв. Высота строчных букв на протяжении первых трёх лет обучения постепенно изменяется. В I классе дети пишут буквы высотой в 8 мм, во II классе — в 5 мм и в III — в 3 мм.

В прежнее время наши каллиграфы, например, П. Е. Градобоев, держались взгляда, что заглавная буква может превосходить по высоте строчную в 3–4 раза. В настоящее время советские методисты стоят на той точке зрения, что заглавная буква в I классе при письме по косым линейкам большого размера должна превосходить строчную в 2 раза, а начиная со II класса как при письме по двум линейкам, так и при письме по одной линейке — в 2½ раза. Таким образом, при обычном письме (скорописи) высота заглавных букв составляет 7,5 мм. <...> Однако для того чтобы письмо было красивым, необходимо соблюдать не только одинаковую высоту букв, но и правильное соотношение между высотой и шириной буквы. Нормальным следует считать такое соотношение, при котором длина основного элемента, например, овала или наклонной черты с нажимом и закруглением внизу, относится к его ширине, как 2:1. Отношение высоты к ширине буквы будет изменяться в зависимости от количества элементов букв.

Безотрывность письма была так же убедительна, как красное служебное удостоверение

4. Для соблюдения правильности и красоты почерка соединительные черты между буквами, а также тонкие волосные черты элементов пишутся с одинаковым наклоном. Правда, этот наклон несколько больше наклона основных элементов, а черты более отлоги, чем черты основных элементов, тем не менее однообразный наклон волосных черт придает всему почерку ровный и ритмичный характер.

5. Наконец, для соблюдения правильности и красоты почерка очень важно равномерно располагать буквы в слове и слова на строке. Все строки должны начинаться на одной вертикальной линии. Поля обычно делаются шириной в 3 см. Слова следует писать так, чтобы между ними были одинаковые промежутки, равные ширине рукописной буквы т. Буквы в слове должны размещаться с одинаковыми интервалами, которые при скорописи будут несколько шире основного элемента буквы, но совершенно равномерны. Это придаёт всему почерку строгую ритмичность, а следовательно, и красоту. <..>

Только при соблюдении всех пяти условий, а также при правильном начертании овалов, которые должны сохранять классическую эллиптическую форму, и при совершенной прямизне наклонных черт учитель может добиться у учащихся красивого письма» * — Боголюбов Н. Методика чистописания. — М.: Учпедгиз, 1955. С. 16-18. .

Безотрывность письма была так же убедительна, как красное служебное удостоверение, нажим так же уверен, как ритм парадных колонн по брусчатке Красной площади. О, вот там был дух настоящей советской каллиграфии. К примеру, советовали установить «каллиграфический режим школы <...> в таком виде:

«...2. Тетради по всем предметам оформляются одинаково: каждая тетрадь должна быть надписана, иметь поля шириною в два пальца (3 см) и содержать установленное по стандарту количество листов. <...>

3. Как классные, так и домашние работы выполняются чернилами одного цвета, предпочтительнее чёрными.

4. Пишут ученики ручками установленного образца: длиною в 15 см и толщиною в 0,8 см. Употребление коротких, цельнометаллических или утолщённых ручек воспрещается.

5. При письме учащиеся должны соблюдать установленную посадку, т. е. сидеть, не наклоняя низко голову, правильно держа ручку и положив наклонно тетрадь.

6. Письмо должно быть наклонным, с углом наклона в 60–65° с нажимом, с правильной постановкой пера. Пользоваться при письме можно только острым пером, лучше № 86, и ни в коем случае не применять пера „рондо“ и вообще перьев с тупым концом.

Теперь от руки нужно писать всё меньше и меньше, рукописное редуцируется в подпись

7. Начертание всех букв должно соответствовать установленным Министерством просвещения образцам.

8. При письме не допускаются подчистки, применение резинки. Следует просто зачеркнуть неправильно написанное и аккуратно надписать сверху.

9. Применение черновиков допускается только при решении контрольных задач и при письме сочинений, причём и черновики должны быть написаны четко.

10. Каждую работу следует соответствующим образом оформить, т. е. в начале работы указать дату, написать заглавие, расположив его в середине особой строки.

11. При письме нельзя допускать никаких сокращений слов; например, нельзя писать т. к. вместо так как, уч-цы вместо ученицы и т. п.

12. Все строки должны начинаться на одинаковом расстоянии от края страницы и заканчиваться у границы поля.

13. Для исправления ученических письменных работ учитель пользуется только красными чернилами. <...>

15. Всякого рода объявления, вывешиваемые в школе, а также заметки и статьи в стенгазетах должны оформляться с соблюдением основных требований каллиграфии» * — Боголюбов Н. Методика чистописания. — М.: Учпедгиз, 1955. С. 138-139. .


Теперь от руки нужно писать всё меньше и меньше, рукописное редуцируется в подпись. Даже в юридических документах, которые заполняются на месте от руки, вставляются только личные данные, которые, скоро будут вводиться в документ с голоса. А затем цифровая подпись окончательно завершит эпоху письма в прямом смысле этого слова.

С методикой записи от руки связано много неинтересных публичных переживаний. Довольно много людей утверждает, что перо в руке (нечаянный каламбур) способствует лучшей работе головного мозга etc. Говорят, что написанное от руки лучше удерживается в памяти, каллиграфия способствует чувству изящного, и много прочих благоглупостей в стиле глянцевых парикмахерских журналов. Даже те исследования, что пересказываются подробно, вызывают сомнения в области постановки задачи, а эмоциональный стиль напоминает споры про «тёплый ламповый звук» и то, что «запах книг не заменишь ничем». Все эти «Пять причин, почему ручка лучше клавиатуры» и «Двенадцать поводов к совершенствованию техники письма от руки» совершенно не очевидны, и бьются более или менее остроумным оппонентом.

Более того, достаточно циничный спорщик может сочинить свои «Пять причин, отчего цифровая запись лучше рукописной» и «Дюжина способов улучшить технику набора».

Огромные массивы текстов — дневники, письма, предсмертные записки, черновики и заметки, никогда не будут прочитаны именно потому, что они написаны от руки, оттого, что неразборчив почерк, буквы слились воедино, чернила подмокли и расплылись. Они не будут прочитаны потому ещё, к этому огромному морю слов не приделать поисковой машины — и судьбы миллионов людей, бывших свидетелями удивительных событий, так и останутся на бумаге. Хотя были записаны каллиграфическими буквами, а бумага ещё хранит чуть слышный запах духов, которые уже не производят на планете — но всё это истлеет на дачных чердаках, будет съедено архивными мышами, залито пожарной или водопроводной водой.

Писатели, за редким исключением, малооплачиваемые, тревожные и испуганные жизнью люди

Иногда любители возвышенного привлекают себе на помощь авторитет писателей. Это довольно сомнительная помощь — во-первых, в нынешнем веке писатели вовсе не пользуются тем авторитетом, который у них был в те времена, когда книга замещала собой большую часть знаний об этом и других мирах, то сейчас это не так. Писатели, за редким исключением, малооплачиваемые, тревожные и испуганные жизнью люди. Да и высокооплачиваемые не обязательно являются образцами мудрости и душевного здоровья. Часто глянцевые журналы сообщают нам, что Иван Синдерюшкин пишет только гусиным пером и только из Михайловского, а Джон Пинхасович — только серебряной ручкой «Харкер», и ты ловишь себя на стыдном вопросе: кто эти люди?

Во-вторых, чьи-то личные привычки не всегда полезны другим.

В-третьих, никакого соответствия между качеством текстов и способом записи нет. Были люди, создававшие дурные вещи и имевшие прекрасный почерк, равно как мы знаем множество прекрасных авторов, писавших как курицы лапами.

Но были и авторы, которые успешно начитывали свои произведения босоногим ученикам в хитонах, петербургским стенографисткам и маленькому чёрному диктофону. Были и люди, всю жизнь печатавшие на пишущих машинках. Шелестели слова «одинаковая сила удара», «Эрика» берёт четыре копии, звякал предупредительно колокольчик каретки. Смазка, лента, копирка... Куда это всё провалилось? Туда же, куда кассетные магнитофоны и телефоны с дисковыми номеронабирателями.

Бытовая культура сменяется быстро и неумолимо.

Стук-стук клавишами, скрип-скип стальное пёрышко, хлюп-хлюп чернила в насосике ручки — кому со смешной резинкой-соском, а кому с винтовым поршнем.

Конечно, что-то остаётся в быту — видел я и работающий фонограф (а уж шик показанного на даче угольного самовара пережили многие).

Однако перемены бытовой культуры неумолимы — и скоро для тестирования можно будет выдавать одноразовый прибор.

А так — тотальный диктант остаётся самым распространённым явлением в области письма от руки.

Вот что думал я, когда обнаружил, что не могу, одновременно открыв два окна на экране, записывать в одно, а слушать ролик в другом.

Записал так, для себя, попросту, гелевым по жёлтому — о коньяке и стерляди, буксирах-трудягах и улицах, расходящихся от далёкой реки.

Записал — и вернулся к клавишам.

Там — стук-стук, скрип-скрип, а в этом мире — клац-клац или вовсе тихий шорох пальцев по прочному стеклу.

Одно, кажется, верным — предсмертные стихи довольно сложно написать кровью с помощью клавиатуры. Но в том, что этот навык исчезает — мало дурного.

Другие материалы автора

Владимир Березин

Verbatim

Владимир Березин

​Подлинность арбы

Владимир Березин

​Всегда кто-то неправ

Владимир Березин

​Майский жук