Бисер
Текст: Фазир Муалим
Фотография: Олег Грицаенко
Поэт и театральный критик Фазир Муалим об инфографическом спектакле Нияза Карима.
Этим летом в театре «Школа драматического искусства» я смотрел в исполнении актрисы Екатерины Кузминской моноспектакль «Разговор в семействе Штейн об отсутствующем господине фон Гёте». В сценарии было место, когда героиня говорит, показывая на окно и призывая зрителей прислушаться: «Вы слышите? Это он приехал!». Спектакль шёл в подвальном зале, где вверху за окнами шумит улица. И в тот самый момент, когда актриса произнесла «вы слышите», за окном тяжело грохоча, проехал грузовик или какая-то другая громоздкая машина. Мы засмеялись. Саму актрису это тоже, видимо, позабавило — она улыбнулась. А я подумал: как естественно получилось! Мы ведь понимаем, и театр, и вся жизнь — игра. Мир вокруг нас эту игру тоже улавливает и осознаёт. Он ведёт себя, как любящий отец, подключившийся к игре своих детей: нарочно подстраивается и дурачится в угоду нам, детям — актёрам и зрителям. Мир вокруг нас индивидуализируется, приобретает черты личности, возвеличивается.
И вот меня снова занесло в «Школу драматического искусства». Только на этот раз в верхний зал, большой. Или как он официально называется «Манеж».
Фойе театра — будто пчелиный улей: этакий городок из белого воска с бесчисленными отсеками балконов и окон в несколько ярусов. По стенам, там, где в других театрах обычно размещают портреты и фотографии артистов, развешаны рисунки карандашом: идёт выставка «Улыбка и жизнь! Графический кодекс Леонида Сойфертиса». Звонков, оповещающих о скором начале представления, похоже, тут не предполагается — ни первого, ни второго, ни третьего. Вместо звонка, когда подошло время, один из служащих театра громко объявил: «Господа, мы начинаем. Проходите, пожалуйста, в зал».
И мы прошли. Зал залили запредельно белым светом, какой бывает в операционных — возможно, затем, чтобы подготовить зрителя к предстоящему «световому» спектаклю и сроднить его с ним. Расселись, и свет погас. Экран на сцене загорелся и долго горел на всю свою широту значком: «При поддержке Департамента культуры города Москвы». Как будто это один из основных ключей к пониманию постановки. Я насторожился. А действительно, есть ли необходимость включать подобную информацию о поддержке кого бы то ни было в скелет спектакля, пусть даже в виде рамки? Это похоже на то, как если бы актёры на поклоне объявляли благодарности своим спонсорам. Я бы и не стал заострять своего внимание на подобном, если бы чуть погодя, когда пойдёт действо и игра света, переливание цветов не сложилось бы в явный триколор, прорисовавшийся некстати. Какую сюжетную нагрузку он несёт?
Но, видимо, для того, чтобы состоялся сюжет в мире, необходимо слово
Между прочим, о сюжете. Я очень ждал, что создатели этого оригинального представления (автор идеи Нияз Карим, хореограф Константин Мишин, режиссеры видео Ян Калнберзин и Евгений Афонин) сотворят сюжет на стыке пересечения света (цвета) и пластики (движения). Но, видимо, для того, чтобы состоялся сюжет в мире, необходимо слово. Даже с большой буквы — Слово. Без него мир — пустоцвет. Слово его опыляет. Как-то на очередном вечере я слышал, как один поэт читал свои необычные стихи. Странность их заключалось вот в чём: поэт вышел на сцену и стал «мычать», делая мимические упражнения, как будто нечеловеческим усилием пытается разлепить свои губы. Губы раскрылись, и изо рта начали прорываться звуки: сперва гласные, угловатые и тяжелые, а вслед за ними и согласные, битые и ломаные. Потом звуки во рту поэта стали складываться в слоги. А те в итоге соединились в слово, оно вырвалось и зазвучало.
Я ожидал от спектакля Карима чего-нибудь такого. Страстное желание краски сгуститься до смысла или света сконцентрироваться до формы в общем-то считывается с самого начала. В глубине белого экрана зарождается черная точка. Она растет и заполоняет собой пространство. Скорей всего, это хаос, кишащий пустотой или бредом. Он непрерывно увеличивается, пока что-то не взрывается. Так загорается солнце. Оно начинает кружиться. Порождает звезды, Луну и Землю. Все вращается. На Земле зарождается жизнь. Различные виды земных существ сменяют друг друга: головастик, рыба, динозавр, кот, собака, лошадь и что-то еще, и что-то еще. И вдруг из-за кулис выбрасывается человек — вылетает артист. Танцует. Это танец Адама, если следовать логике. Теперь действие происходит не только на экране, но и на сцене. Следом за Адамом появляется Ева. Потом и все человечество, представленное шестью артистами. Таким образом, световое шоу превращается в спектакль-балет, где каждый последующий танец должен символизировать какую-нибудь эпоху человечества либо важное событие. Где-то к концу даже появляется намек на ядерный взрыв или его опасность.
Но я до сих пор не произнёс названия спектакля — «Бисер».
...нить, на которую можно было бы нанизывать, очень призрачна
Афиша анонсирует: «„Бисер“ ритмично нанизывает простые геометрические, мелодические и хореографические решения в один биомеханический организм, который за 75 минут представит историю Мира и Человека с момента возникновения планеты до нынешнего дня».
Но я бы тут всё-таки возразил. На мой взгляд, нанизывания не произошло. И прежде всего, потому, как я выше сказал, что нить, на которую можно было бы нанизывать, очень призрачна. Эта нить — сюжет. Весь использованный материал — геометрические фигуры, свет, цвет, компьютерный дизайн, пластика, музыка — перемешивался и переплетался, но какого-то впечатляющего результата, на мой взгляд, не дал. И скорей всего, не только на мой. Говорю так потому, что насчитал четыре человека, которые ушли со спектакля, не дождавшись окончания. И это во второй день премьерного показа.
Но больше всего мне обидно за актёров. Если в начале разговора, вспоминая моноспектакль, я рассказывал, как пространство, где проходит постановка, приобретает черты и характеристики личности, то тут, наоборот, человек обезличивается, становится вращающейся геометрической фигурой, пролитой краской, скатившейся бусинкой. В принципе, можно было бы обойтись и без актёров, заменив их компьютерными человечками-фигурками.
В общем, эстетическое удовольствие от спектакля — как говорится, на любителя. Но ценность его как поиск новых форм и возможностей сцены несомненна.