Барбер С. Антонен Арто. Взрывы и бомбы. Кричащая плоть. / Пер. с англ. Н. Холмогоровой, пер. с фр. Э. Саттарова. — М.: Издание книжного магазина «Циолковский», 2016. — 360 с.

На русском языке издана известная книга Стивена Барбера о жизни и творчестве Антонена Арто. Важность этого события сложно переоценить, ведь в России большинство текстов Арто по-прежнему остаются непрочитанными, а масштаб его влияния на философию и искусство почти неизвестен. Фактически, это первая возможность познакомиться с подробностями его биографии, которую без боязни впасть в преувеличение можно назвать одной из самых трагичных в ХХ веке. Поэтому вдвойне обидно, что работа Барбера опубликована в весьма посредственном переводе.

Конечно, книга «Blows and Bombs» не единственная полноценная и признанная на международном уровне биография Арто, как указано в аннотации к русскоязычному изданию. Наиболее авторитетным исследованием в этой области является фундаментальный труд Флоранс де Мередьё «C'était Antonin Artaud» («Это был Антонен Арто»), в пять раз превосходящий по объему работу Барбера. Но книга «Взрывы и бомбы», написанная доступным языком и при этом стилистически не опускающаяся до уровня брошюр в духе «Арто для начинающих», остается наиболее популярной его биографией.

Может быть, главное достоинство книги Барбера заключается в развенчивании мифа о том, что все ранние и поздние работы Арто — это нечто вроде предисловий и послесловий к знаменитому трактату «Театр и его двойник». Концепции Театра Жестокости посвящена примерно одна пятая часть «Взрывов и бомб». Театр рассматривается здесь как важный, но отнюдь не единственный пласт деятельности Арто, охватившей самые разные сферы — от поэзии до художественной графики, от киносценариев до исследований шаманских ритуалов. Барбер последовательно описывает все этапы превращения подростка, не получившего диплома даже о среднем образовании, в ключевого модернистского автора, определившего многие векторы эволюции театра, литературы и философии второй половины ХХ века.

...работа Барбера оставляет в тени некоторые этапы жизни Арто

В пяти главах анализируются многочисленные тексты Арто, описаны его взаимоотношения с сюрреалистами, театральные и кинематографические роли, путешествия в Германию, Бельгию, Алжир, Мексику, Ирландию. Подающий надежды актер и критик постепенно осознает свои таланты как мучительную и нескончаемую череду фиаско, как нелепые попытки вписаться в культурный комфорт. В своем срывании покрова с реальности Арто проходит до самого конца: разрушив организм наркотиками, проведя девять лет в психиатрических лечебницах, перенеся более пятидесяти сеансов электрошока, он вернется в послевоенный Париж умирающим от рака, но успеет представить новые, еще более ошеломительные литературные, театральные и графические опыты. Этому позднему и наименее известному в России этапу деятельности Арто посвящена заключительная и самая объемная из глав книги. По словам биографа, эти последние тексты «должны быть заново открыты».

Однако работа Барбера оставляет в тени некоторые этапы жизни Арто — так, его детству уделено меньше страницы. Тем не менее многие факты первых десяти лет жизни Арто заслуживают внимания. Для предотвращения вызванных менингитом головных болей, из-за которых в глазах Арто двоились объекты, к четырехлетнему ребенку применяли электротерапию. Кроме того, Барбер не упоминает о ранних смертях его младших братьев и сестер. Одна из них — семимесячная Жермен — умерла практически на его глазах после удара сиделки. В конце жизни Арто составил список «дочерей сердца», куда, по словам Барбера, из реальных родственниц Арто были включены только его бабушки, но в действительности туда вошла и Жермен. Некоторые факты, приводимые в этой книге, не совпадают с упоминаемыми в мемуарах знакомых Арто, да и не всегда ясно, на какие источники опирается Барбер при изложении тех или иных событий. К примеру, единственным свидетельством «жаркого спора» с Гитлером в одном из берлинских кафе здесь оказываются полные мистификаций воспоминания самого Арто, записанные им в период пребывания в психиатрической лечебнице Родеза.

Помимо изложения событий жизни Арто в книге Барбера присутствуют важные теоретические обобщения. Прежде всего они касаются поставленной Арто проблемы раскола и перерождения тела, смешения языкового и телесного — мыслей, во многом рифмующихся с концептом «тела без органов», развернутым в работах Делеза и Гваттари. «Арто довольно редко обращается к другим темам. Тело — это его неотступная мания», — утверждает Барбер. Но акцент на теме телесного редуцирует другие способы прочтения этих текстов, а фокус взгляда здесь, конечно, может быть и иным. Например, Морис Бланшо выдвигал на первый план в творчестве Арто проблему невозможности мысли, Жак Деррида — двойственность письма, Мишель Фуко — взаимообратимость языка и безумия. И тем не менее именно книга Барбера остается одним из наиболее логичных путей для первого знакомства с жизнью и творчеством Арто.

Куда больше вопросов вызывает русскоязычная версия. Во-первых, важной составляющей книги Барбера являются иллюстрации и комментарии к ним — кадры из фильмов, многочисленные фотографии, а главное — рисунки и письма Арто, исчезнувшие в издании «Циолковского». Это отсутствие практически лишает возможности понять один из основных тезисов автора о плотной связи между словесным и визуальным в рукописях Арто. Не очень удачным кажется и издательское решение включить в этот же том еще одну работу Барбера — «The Screaming Body» («Кричащая плоть»). Во-первых, в отличие от его более позднего исследования «Terminal Curses» («Последние заклятья»), посвященного неизданным дневникам Арто, многие разделы «Кричащей плоти» не только сильно пересекаются с главами из биографии, но порой дословно дублируют целые страницы. Во-вторых, центральная часть этого исследования опять же является комментариями к графическим работам, без публикации которых текст почти теряет смысл.

...стилистические помарки неизбежно влекут за собой более серьезные ошибки

Однако главнейший недостаток этого издания — перевод и редактура. Прежде всего, бросаются в глаза многочисленные кальки с английского: film writings предстают здесь как писания о кино, а unpaid assistant — как бесплатная помощница. Впрочем, напоминающие машинный перевод корявости (начинающиеся, кстати, прямо с издательской аннотации) иногда не имеют ничего общего с оригинальным текстом. Порой здесь появляются причудливые языковые конструкции, напоминающие не английский, а арабский язык: «Арто в те годы был красив яркой и тревожной красотой».

Хуже, что стилистические помарки неизбежно влекут за собой более серьезные ошибки. Прежде всего это касается цитат, переведенных с английского, смысл которых кое-где стал противоположен оригиналу. Например, известная фраза о том, что слово на сцене должно иметь не большее значение, чем в сновидении, превращается здесь в стремление «придать словам ту важность и значимость, какая появляется у них во сне». Впрочем, настоящий хаос обнаруживает себя в вариативности названий текстов Арто: «Театр Серафимов» вместо «Театра Серафена», «Нервные шкалы» вместо «Нервометра», «Сожженное брюхо» вместо «Сожженного чрева» и тому подобное. Трудно понять, что помешало заглянуть в переведенные на русский книги, не говоря о французских оригиналах.

Справедливости ради нужно заметить, что часть названий переданы точно, а некоторые цитаты каким-то чудом сохраняют привкус оригинала. Кстати, во включенных в приложение текстах Арто серьезных оплошностей удалось избежать — вероятно, как раз потому, что они были переведены с французского Эльдаром Саттаровым. Собственно, едва ли не единственным достоинством этого издания является первая на русском языке публикация сценария «Бунт мясника», сопровожденного авторским комментарием.

Но, увы, в основной части книги, перевод которой выполнен с английского, искажены оказались не только произведения Арто, но и многие названия текстов Бретона, Витрака и других авторов, а леттрист Шопен превратился в «многолетнего соавтора Уильяма Берроуза» (в действительности последний лишь печатался в издававшемся Шопеном журнале «OU»).

Симптоматична путаница в фактах и датировках. Барбер много пишет об исключительной работоспособности Арто в конце 40-х годов, но в переводе ему приписывается более смелое утверждение: «в последние два года жизни он написал больше, чем за всю свою жизнь». Конечно, текстов, созданных в этот период, много, но все же в двадцатипятитомном галлимаровском собрании они занимают меньше трети. Другой пример: описывая реабилитационный центр в Иври, в котором Арто провел последние годы жизни, Барбер упоминает о том, что в свое время там проходила восстановительный курс лечения Лючия Джойс. В русском переводе в описание событий второй половины 40-х вкраплена следующая фраза: «в эти же годы Джойс и Беккет посещали дочь Джойса Лючию» (таким образом жизнь автора «Улисса» оказалась продлена на пять лет). Схожим образом с ошибкой в десятилетие датируется разрыв Бретона с коммунизмом.

...художник Марсель Дюшан назван Дюшампом, режиссер Джулиан Бек — Джулиусом

Отсутствие сколь-либо заметных знаний в области модернистской литературы отчасти проясняют предыдущие работы переводчицы Натальи Холмогоровой: внушительный список любовных романов, а также книги с названиями «Как заарканить миллионера», «Иисус глазами очевидцев», «Обычные семьи, обычные дети». Однако список работавших над изданием биографии Арто включает не только выпускающего редактора Константина Харитонова, но и редактора перевода Алекса Керви. По каким-то смутным причинам они не стали тратить время даже на проверку правописания имен и фамилий: художник Марсель Дюшан назван Дюшампом, режиссер Джулиан Бек — Джулиусом, а Поль Тевнен, которой Арто завещал права на издание своих книг, несколько раз именуется здесь Полой Тевенен. Редакторскую некомпетентность органично дополняет труд корректора, не обратившего внимания на многочисленные опечатки и пунктуационные ошибки. Иными словами, один из сложнейших авторов ХХ века оказался в надежных руках.

Удивительно, но приведенные списки просчетов охватывают лишь малую их часть. По количеству оплошностей единственным конкурентом этой книги может стать только вышедшая в издательстве Libra биография Сэмюэля Беккета. Честное слово, «Циолковский» остается одним из лучших книжных магазинов Москвы, умудряющихся выживать в непростых условиях и ежедневно пополнять свои полки редкими томами. Однако для того, чтобы издать исследование об Арто, недостаточно громкого клича о краудфандинге и выпуска значков с фотографией героя книги. Для начала лучше отыскать квалифицированного переводчика и внимательнее отнестись к редактуре.

Представлял ли подобное изобилие ошибок и небрежностей сам Барбер, когда писал в финале «Кричащей плоти» об ущербных английских переводах Арто, которых «лучше сторониться, как чумы»? Впрочем, напоследок можно вспомнить и фразу из книги «Театр и его двойник»: «Чума является высшим злом, потому что она свидетельствует об остром кризисе, после которого приходит или смерть, или предельное очищение». Кажется, после первой неудачи эта цитата могла бы стать хорошим эпиграфом для будущих проектов нового издательства.