18+
04.11.2015 Тексты / Интервью

​Андрей Коровин: «Когда звёзд много — света не видно...»

Беседовала: Евгения Коробкова

Фотография Анатолия Степаненко

Поэты Евгения Коробкова и Андрей Коровин поговорили о русском Крыме, Волошинском фестивале и судьбе литературного Коктебеля.

— Андрей, какую бы ты поставил оценку за проведение Волошинского фестиваля в этом году?

— Ставить себе оценки, конечно, немного странно, но на четвёрочку по пятибалльной шкале, я думаю, мы справились.

— Почему на четвёрочку? Мало звезд приехало?

— Наверное, и это тоже. Хотя у нас нет цели — привозить много звезд. Во-первых, должна быть ротация, во-вторых, когда звёзд много — света не видно. Зато в нынешнем году впервые побывал у нас легендарный драматург и режиссёр Николай Коляда, добрался Алексей Алёхин, которого я приглашал на фестиваль очень давно. Впервые нас посетил Владимир Салимон, прекрасный поэт. Но всё равно, хочется чего-то большего, поэтому пусть будет четвёрочка.

— Помню, когда-то приезжал Саша Соколов... Почему он больше не ездит сюда?

— Саша Соколов и правда был на Волошинском, но только один раз, в 2007 году. Через год он тоже был в Коктебеле, но ровно перед открытием фестиваля уплыл, оставив после себя неподтверждённую цитату: «Я в прошлом году переобщался с людьми на много лет вперёд». Он закрытый человек, однако в год его приезда мы с ним активно общались, с огромным трудом, но уговорили его выступить, и он даже снимался в документальном фильме о себе... Что ж, у каждого свой лимит человеческого общения; до этого он не появлялся на публике почти двадцать лет.

— А почему Бахыт Кенжеев не приехал?

— Бахыт — человек, любимый нашим фестивалем, он был у нас дважды. Возможно, какие-то ветры отнесли его сейчас в сторону от Крыма. Но, думаю, страсти улягутся, и Бахыт к нам ещё приедет. Когда меня сейчас некоторые либеральные друзья спрашивают, как можно проводить фестиваль в сегодняшнем Крыму, я отвечаю, что этот фестиваль — прежде всего Волошинский, а Волошин всегда ставил человеческую жизнь и личность выше любых убеждений. Потому он и прятал у себя дома и белых, и красных.

Николай Коляда. Фотография Андрея Тарасова.

— Еще на заре Волошинского фестиваля ты сказал, что у Коктебеля есть два пути развития. Либо он становится культурной столицей, либо деградирует и превращается в приморский шалман. На что из этих двух больше похож Коктебель в 2015 году?

— Я смотрю и до сих пор не понимаю. Серьёзно. Сейчас Коктебель проходит очередную критическую точку, она связана с возможным изменением статуса собственника у Дома творчества писателей — главного культурообразующего центра Коктебеля. Это территория, на которой, по завещанию Волошина, был создан легендарный творческий посёлок. Если эту территорию удастся вернуть писателям, то начнется новое возрождение Коктебеля. Мы вместе с общественностью посёлка уже много лет говорим о том, что спасти Коктебель может только сохранение его истории — возможно, даже музеефикации всего посёлка, превращение его в жилой музей под открытым небом. Каждая улица, каждый дом Коктебеля связан с легендарными именами писателей, художников, авиаконструкторов. Нельзя превращать его в гольф-клуб, яхтенную марину или курорт для богачей, как предложило крымское министерство туризма. Это верная смерть подлинного волошинского Коктебеля.

— А кому сейчас принадлежит территория?

— После 1991 года Дом творчества присвоил себе Союз писателей Украины, и до сегодняшнего дня является его официальным собственником. Но этот союз давно сдал всю территорию в аренду частным лицам. С формальной точки зрения, никакого Дома творчества писателей уже не существует, у каждого здания есть свой собственник, человек, который вложил деньги в постройку или взял в аренду землю. Это частные гостиницы, владельцев которых интересует только прибыль.

Девяносто процентов москвичей, читающих умные книжки в метро, понятия не имеют о том, что в Москве есть десяток литературных клубов, куда можно каждую неделю прийти совершенно бесплатно и послушать современных классиков

— С момента присоединения Крыма тебе стало сложнее проводить фестиваль?

— Конечно. Из-за политических разногласий в писательской среде всё происходит в довольно напряжённой атмосфере. Во-первых, мы подвергаемся нападкам либералов, целый ряд постоянных участников фестиваля отказывается приезжать в Крым. А некоторые граждане Украины просто боятся ехать на фестиваль из-за последствий, которые могут возникнуть по возвращении. Во-вторых, организационные моменты невероятно усложнились. Стало сложнее заранее бронировать гостиницы, сложнее организовывать трансфер для украинских участников. Поезда и автобусы напрямую не ходят, самолёты не летают. В этом году одна участница из Украины, чтобы добраться к нам, вынуждена была сначала лететь в Москву, а уже из Москвы — в Симферополь. Да и россиянам раньше было гораздо удобнее и дешевле добираться в Крым поездом через Украину. Сейчас этот путь отрезан, а при упоминании переправы и многочасовых очередей отпадает всякая мысль о железнодорожном транспорте.

— В этом году на фестиваль прилетал Михаил Сеславинский. Он сказал что-то важное?

— «Волошинский сентябрь» в нынешнем году включён в официальную программу празднования Года литературы в России, и Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям поддержало симпозиум финансово. А Михаил Вадимович Сеславинский был у нас уже во второй раз. И уже второй раз он говорит о том, что Коктебель должен стать литературным музеем под открытым небом. И с этим трудно не согласиться; на каждом коктебельском доме можно вешать мемориальную табличку: здесь останавливался такой-то. Пройдите по поселку, постучите в любой дом, и вам с радостью расскажут: здесь жил Окуджава, а здесь останавливался Нагибин с семьей... Правда, Сеславинский уточнил, что реализовать эту идею вполне в состоянии местные власти, а они бездействуют... Всё бы ничего, если не считать, что местной власти практически нет. За год сменилось четыре мэра. И за тринадцать лет я так и не увидел, что власти Коктебеля ценят то, что мы делаем — возвращаем в Коктебель творческую интеллигенцию, возвращаем посёлку славу международного культурного центра. О фестивале знают во всём мире, а в самом Коктебеле власти стараются его не замечать.

Алексей Алёхин. Фотография Андрея Тарасова.

— Андрей, я была на Волошинском трижды: в 2011, 2012 и 2015 годах, и заметила, что тональность творчества участников фестиваля сильно изменилась. Появилось больше чернухи, как будто мы в девяностые вернулись. Особенно в пьесах это заметно.

— Ты думаешь? А мне кажется, что как раз мало что изменилось. Наша драматургия в последнее время вообще находится в состоянии бесконечного отрицания. Мне самому это страшно надоело, мы с руководителем нашей театрально-драматургической программы «Волошинский театр» Валерией Приходченко даже хотим заявить номинацию вроде «оптимистической пьесы». Нужен уже позитив какой-то. В этом смысле я считаю очень удачной нашу находку — номинацию «Жизнь замечательных людей».

В поэзии происходит другая история. Это не чернуха, а то, что я называю «жиганскими стихами». В 90-е все болели Иосифом Бродским, а сейчас — Борисом Рыжим. Вот это подражание Рыжему я и называю жиганством.

Клановости может бояться литературная критика, но не литературная журналистика

— Но я заметила и другое: как изменилась поэзия украинских поэтов. Насколько сильнее она стала.

— У украинских поэтов сейчас появились совершенно другие темы — гражданская война, разрушение устоявшегося мира, социальные трудности... Даже у женщин поэзия стала более мужской, более плотной. Ну, известно же, что любая общественная катастрофа очень сильно влияет на поэтов... в конце концов, именно революция и гражданская война сделала мистика Волошина большим гражданским поэтом... Наверное, это сейчас особенно ярко сказывается на украинских поэтах, ведь политические потрясения к ним ближе. Весь ужас, который мы видим по телевизору, ходит по их улицам.

— А про журналистику что скажешь? В ней же тоже никакого оптимизма: на конкурсе победила работа про умирание светского Валаама.

— Журналистика — это вообще моя боль. В номинации победили профессиональные журналисты, муж с женой, но когда я приглашал их в Коктебель на награждение, выяснилось, что они эмигрировали из-за нападок местных властей...
Но вообще, ты знаешь, у нас в этом году было две номинации журналистики. Одна из них звучит так: «статьи, похожие на стихи». Это, по сути, та самая авторская журналистика, которую у нас уничтожили за последние 20 лет, когда стали учить по американским стандартам: «что, где, когда, а ваше мнение нас не интересует».

Круглый стол. Фотография Андрея Тарасова.

— И много ли работ было прислано на эту номинацию?

— К сожалению, не так много, как хотелось бы. Авторской журналистики нам не хватает катастрофически, я из-за этого перестал читать газеты и телевизор смотреть. Мне кажется, что было бы хорошо ввести ещё одну журналистскую номинацию вроде «литературная журналистика». Нам страшно не хватает журналистов, разбирающихся в литературе, умеющих отличить хорошую литературу от плохой.

— Тебе не кажется, что это происходит из-за клановости поэтических кругов: нужно ругать чужих и хвалить своих, чтобы свои возили по фестивалям?

— Нет, клановости может бояться литературная критика, но не литературная журналистика. Литературный критик работает внутри матрёшки литературы, он часто сам пишет стихи или прозу, а журналист — это независимый человек, при этом очень важно, чтобы он сам не был литератором. Нам крайне необходим институт независимых литературных журналистов, которые смогут профессионально и грамотно освещать то, что сегодня у нас происходит. А они, как правило, повторяют заезженную фразу: это правда, что у нас сейчас новый Серебряный век? И правда, и неправда! Нам изнутри иногда кажется, что правда. Ну а вы-то со стороны что видите? Расскажите нам и всем, кто интересуется литературой! Девяносто процентов москвичей, читающих умные книжки в метро, понятия не имеют о том, что в Москве есть десяток литературных клубов, куда можно каждую неделю прийти совершенно бесплатно и послушать современных классиков. Если бы узнали — боюсь, Политехнического не хватило бы.

Уходящие поэты. Фотография Андрея Тарасова.

— Ты сам судишь все произведения, поступившие на Волошинский конкурс? Не боишься, что взгляд замылится?

— Что значит «сам»? Это миф! У нас же 14 номинаций! С присланными произведениями работают наши эксперты, они делают предварительный отбор для жюри. Я традиционно курирую поэтические номинации и часто вытаскиваю из архива те произведения, которые отсеяли эксперты, но которые мне кажутся интересными. Все номинации я читаю только как член жюри. Не думаю, что у профессионального редактора взгляд может замылиться, это как невозможно разучиться дышать.

— Когда человек долго выбирает духи, ему дают нюхать кофе, чтобы чистить его от наслоения запахов. Что ты нюхаешь?

— Чтобы взгляд не замылился, надо просто чаще нюхать настоящую поэзию. Я предпочитаю ХХ и начало ХХI века: акмеисты, обэриуты, Пастернак, Цветаева, Волошин, Слуцкий, Губанов, Прокошин... можно долго перечислять.

— На закрытии фестиваля ты читал стихотворение Слуцкого «Ключ». Оно заканчивалось строчками: «... Я просто давал им ключ от комнаты. Они просили, а я — давал». Это стихотворение — про тебя и про Волошинский фестиваль?

— Когда я его читал, то никакого тайного смысла не вкладывал. Мне просто очень нравится это стихотворение. Но, наверное, в нём действительно спрятан ключ к тому, чем я занимаюсь.

Другие материалы автора

Евгения Коробкова

​Лев Айзерман: Светлана Алексиевич — не белорусская писательница

Евгения Коробкова

​Игорь Шайтанов. «Роман Хемлин вышел за рубежом. Посмертно»

Еще рецензии

От кино до Манхэттена

Воглер К. Путешествие писателя. Мифологические структуры в литературе и кино. — М.: Альпина нон-фикшн, 2015. — 476 с.

Игорь Бондарь-Терещенко рассказывает о новинках non/fiction, посвященных метафизическим и реальным путешествиям, а также о стилистических препятствиях на пути «странствующих» авторов.

09.09.2015 Тексты / Статьи

Эй, есть кто живой? Оливье и граната

Можно сказать, что Лимонов переходит на сериалы — это уже третья книга его очерков-некрологов, не говоря о многочисленных воспоминаниях и прочих мемуарах. Но, также стоит заметить, что писатели всегда любили дописывать и апдейтить свои воспоминания, сам же Лимонов из документирования собственной жизни очень давно сделал особый жанр собственного имени.

12.10.2015 Тексты / Рецензии

Между The Doors и Достоевским

Впервые полностью опубликовано легендарное интервью Сьюзен Сонтаг и Джонатана Котта.

23.10.2015 Тексты / Рецензии

​Новый роман Кутзее. Мы спасены?

Александр Чанцев о «Детстве Иисуса» Кутзее и смыслообретении «в злом и прекрасном мире».

03.11.2015 Тексты / Рецензии