18+
14.09.2015 Тексты / Статьи

Детский детектив — жанр не для взрослых

Текст: Марина Соломонова

Иллюстрации: предоставлены издательствами

Марина Соломонова, владелец книжной лавочки «Диккенс и Дважды два» (СПб), пишет о героях-фриках и особенностях детского детектива.

Детский детектив — призрачный жанр. Он абсолютно искусственный — пересаженный и выращенный; в отличие от литературы ужасов для детей. Ужасы имеют длинные глубокие корни в страшном детском фольклоре и отвечают за терапию страхов, русские ужастики — пародийны, не всем нравится — но факт налицо: жанр существует, активно развивается, имеет субкультурную поддержку. За что отвечает детский детектив? Детская литература жизнеспособна, если она функциональна — пресловутое высмеянное исследователями «чему научит эта книга?» — но, тем не менее; детский детектив отвечает за дружбу — каждый раз это история о том, как дети хорошо работают в паре или вообще большой группой — в любом массовом жанре должна быть привязка к субкультурному; детский детектив отвечает за то, как дети общаются внутри детского сообщества — Эрих Кестнер, Энид Блайтон, Поль Берна, Екатерина Вильмонт... Детям дана загадка, они ее разгадывают совместными усилиями; мир детский и взрослый противопоставлены в такой конструкции — взрослые либо не понимают детских игр, либо злодеи (детей легко поймать и заставить молчать) — по сути, детский детектив в представлении масс не что иное, как разновидность литературы приключений, текстов развлекательного характера.

Поэтому детского детектива как жанра и текста возможностей почти нет. Очень мало кто из авторов использует детектив как перспективу разгадки тайны или ребуса ребенком как особым героем. Сложно сказать, чего ждешь от «хорошего» детского детектива; я задаю вопрос детям: «ты хочешь поразвлечься, приключения почитать, или про настоящие убийства?». Детский детектив — отличный повод поговорить о тех самых пресловутых границах детской литературы и границах круга детского чтения. Чисто теоретически, ни один родитель, конечно, не хочет знать, что в книге, которую читает его ребенок за чаем, вот прямо сейчас идет детальное описание трупа, синего, татуированного, скрученного в бублик в холодильнике. Дилемма. При всех своих рассуждениях о том, что должно быть, а чего не должно — в детской литературе все спецы, все были детьми — взрослые обожают, когда дети читают взрослые книги. Взрослую книгу они позволят ребенку прочитать любую — вообще неважно про что! Это же так потрясающе — моя зайка уже в десять лет прочитала всю Агату Кристи, всего маркиза де Сада и всего Эмиля Золя (это я была такая десятилетняя девочка)! Тогда не парьте книжным продавцам мозг своими идиллическими требования к детской книге, ваш ребенок уже начитался о людях плохого.

Взрослые элементарно не понимают разницы между взрослой и детской литературой.

В нескольких родительских списках чтения на лето попадались рассказы Честертона об отце Брауне. Я пытаюсь объяснить родителям, что мне оскорбительна мысль о Честертоне как об обязательном чтении в школе, у него текст такой завитушный, такой страдальческий; к нему надо самому прийти, к Честертону-то, доползти на коленях сквозь тексты восемнадцатого и конца двадцатого века, безжалостные, о потери человеческого облика, возращении к природе, сначала как к естественному, потом как к животному началу, чтобы оценить смирение и нежность, всю эту жемчужность Честертона, мятежность и потерянность маленького человека. Детскую литературу детской делает не тематика и стиль изложения, а изначальное обращение писателя к ребенку-реципиенту как к основному читателю при задумке и написании текста, а сколь он там детский или взрослый получился на выходе, и куда его поставят в магазине, и что скажет Милонов — это уже дебаты под семечки; но ни Дойл, ни Кристи, ни Честертон не обращаются к детям как к основным читателям.

У детектива несложная тематика — греха, зла. Детское фэнтези с ней успешно справляется уже полвека. Сложно понять, что ты хочешь сказать, поставив ребенка-реципиента в рамки расследования. Вот на этом спотыкаются все авторы, и в итоге заданная Кестнером схема детских связей — ребенок даже в незнакомом городе найдет друзей — оказывается основной, диктующей.

Но возможна и более перспективна сейчас, в эпоху как раз ослабления субкультурных детских связей, другая схема детского детектива — перенесенная, опять же, из взрослой — герой-ребенок как герой-чудак. Есть же священники, раскладывающие преступления, есть старые девы, есть и дети-следователи — герои-чудаки, фрики. В такой схеме как раз идут описания скрюченных синих трупов.

Брэдли А. Сладость на корочке пирога. – М.: АСТ, Астрель, 2009. – 416 с.

Образец — серия Алана Брэдли, канадского писателя, про Флавию де Люс, одиннадцатилетнюю девочку, увлекающуюся химией. Флавия — вылитая Жозефина Леонидес из «Скрюченного домишки» Агаты Кристи, если б та не покончила с собой; ребенок-убийца, малоизученная категория во взрослой литературе; язвительная девочка, знающая, что люди — мерзость ходячая, и много что про яды. Я всё время жду, когда выяснится, что это Флавия всех убивала. Но пока вроде не она. Первый в серии роман «Сладость на корочке пирога» (АСТ, 2009) — занятный мрачный детский детектив, в котором настоящие преступления разгадывает ребенок, не наивный, не оказавшийся случайно там, где не надо, а хладнокровно, вмешиваясь в дела взрослых; такой же занятный персонаж, как монахиня или студент-филолог.

— Учтите, — говорю родителям, если ребенок выбрал не схему «приключения», а «настоящие убийства», — там трупы, не потерянные вещи... синий язык, пули свистят над головами, всё такое.

— Брр, — говорят родители. — Ну, точно хочешь?

— Хочу, — говорит дитя. Сама вылитая Флавия — есть такой типаж детей, которые считают себя умнее взрослых и не маскируются. И в натуре умнее, вот что обидно. Всех динозавров тебе перечислят, созвездия, ударения правильно ставят. Обычно это страшненькие, очень стильные девочки: бархатные черные платья, короткая косая стрижка. Эльфийские подменыши.

Флавия живет с папой и старшими сестрами в полузаброшенном семейном замке; папа сидит всё время в кабинете, сестры растут как трава в огороде, предоставлены сами себе, нигде не учатся — денег нет — и не работают, потому как разорившимся аристократам не положено. Старшие обижают младшую, сериал начнется с того, что сестры связали Флавию, затащили на чердак и бросили — выпутается-нет — Флавия настоящий Гудини, выпутывается за полстраницы; устраивает ответные ловушки — сваривает помаду сестры с полиролью для мебели — тут поневоле научишься разламывать головоломки и следить за всеми в такой семье. Младшей сестре приходится учиться выживать, как спецназовцу. В огороде находят труп, и в убийстве обвиняют отца девчонок. Отец молча идет за полицейскими в тюрьму; слишком джентльмен, чтобы возражать или признаваться; а Флавия не может смириться — как они будут без отца, они и так без матери! — и ищет разгадку. Любопытная маленькая девочка шныряет на своем велосипедике по английской деревне и ищет настоящего убийцу, рассчитывая на то, что при детях люди говорят, не стесняясь...

Брэдли не строит текст на реалистичности — он работает с клише, известными детям из классических произведений английской литературы как самой распространенной: три сестры, младшая — сирота, замкнутый далекий отец, семейный замок с его тайнами, семейная история, семейная загадка, странный слуга, противная еда, испачканная одежда, увлечение ребенка какой-то наукой. Мало того, он постоянно играет, подчеркивая условность, надуманность своих романов — это сказывается в вычурности имен, изысканности привычек героев, описании замка и его запутанной истории, барочной изощренности убийств... Язык романов простой, с одной стороны — Флавия рассказывает от первого лица, и она одиннадцатилетняя девочка, с другой стороны, он перенасыщен химическими подробностями и описаниями вещей до такой степени, что читатель, не увлекающийся химией и описаниями, их пролистывает — и не прочитывает, и упускает ключевое.

— У Флавии там ошибка в формуле, — один ребенок-читатель, пришел за продолжением.

— Ой, — говорю я, — может, переводчики ошиблись, а не Флавия.

— Да ничего страшного, это же не настоящая книга, — снисходительно прощает меня, Алана Брэдли и всю индустрию детского детектива маленький покупатель.

Искусственность чувствуется — да что там, прет, как основной творческий прием. Алан Брэдли не стоит на грани взрослого и детского текста, он просто жанровый писатель и выбрал героем ребенка — серия про Флавию создана по схеме взрослого серийного детектива с героем-чудаком в главной роли: персонажи ходульны, заданы как носители каких-то черт, вокруг них возведены узнаваемые архетипы-конструкции — замок, маленький городок, кладбище, школа для девочек — героиня у нас девочка — и мир будет под её рост.

Брэдли наваял про Флавию уже семь книг со смешными названиями, отсылающими к английской поэтической классике, заклишировался, конечно, что необратимо в серии.

Штайнхефель А. Рико, Оскар и тени темнее темного. / Пер. с нем. В. Комаровой. – М.: Самокат, 2012. – 208 с.

Но вот жаль, что не стал серией «Рико, Оскар и тени темнее темного» Андреаса Штайнхефеля («Самокат», 2012). Вот это другой образец — текста возможностей: конструкция детектива и тематика «особых» детей. Рико — еще один фрик-следователь; книга начнется с того, что Рико находит на дороге макаронину и начинается разгадывать, чья она — макаронину? Макаронину?! Вы кого тут за дурака держите — меня, читателя? Но выяснятся, что «дурак» тут не читатель. Рико всегда играет в детектива, со всеми предметами, он это обожает, ребенок-Дейл Купер * — специальный агент ФБР, главный герой сериала Дэвида Лична «Твин Пикс» . Это Рико — «особо одаренный», он не различает право и лево, и еще много чего другого дается ему с трудом. Но он любит общаться с людьми, знает привычки всех соседей, что, собственно, помогает ему раскрыть настоящее преступление. В Берлине пропадают дети, за них просят выкуп, и большой. И полиции никак не вычислить преступника; дети молчат, вернувшись от похитителя. Рико было бы всё равно, если б не пропал его друг — Оскар, еще один ребенок-фрик, который настолько, наоборот, умный, что носит всё время каску — вдруг кирпич упадет и расшибет ему его бесценную голову. Они условились об еще одной встрече, Рико весь в нетерпении — неужели у него появится ребенок-друг, так-то он всё со взрослыми дружит, но Оскар на встречу не приходит. Рико понимает — ну кому он такой нужен, дурачок, но по телевизору вдруг рассказывают об очередном похищении ребенка — и это Оскар — и Рико понимает, что он пропал возле его дома — он шел к нему, к Рико! — значит, они друзья! И, значит, Рико должен его найти... Книга тоже о детских связях — находит Рико Оскара через других детей, сумев их разговорить, чего не смогли взрослые. Взрослые в книге практически бесполезны и беспомощнее детей. Кроме мамы Рико, но она почти не играет роли в расследовании (она любит Рико, доверяет ему, а еще красавица, работает в ночном клубе, очень откровенна, и в нее влюбляются все мужчины и в том числе инспектор, так что, может быть, «папа» Рико будет настоящий детектив). Конечно, роман о дезабилити и толерантности — «особый» ребенок оказался прозорливее нормальных взрослых, но детективная линейка в нем настоящая, злая, настоящее, а не игрушечное преступление.

Детский детектив, еще раз повторюсь, жанр не естественный — в чистом виде и взрослого-то детектива не осталось — детективами называют боевики, триллеры, семейные драмы, приключения — любую конструкцию разгадывания тайны. Разговор не о размытии жанровых границ — хороший детектив узнается сразу — это игра ума, а не кулаков или характеров, — я говорю скорее о подмене понятий. Каждая история — о чем-то — о том, что женщинам нельзя верить, что почтальон звонит дважды, и что может произойти с человеком в закрытой комнате. Детский детектив не дается взрослым писателям, потому что очень мало кто по-настоящему верит: дети действительно могут быть особенными, могут быть умнее, организованнее взрослых, что у них своя, тайная жизнь пчел. И это не поэтическое красиво-витиеватое заключение ради красного словца, а депрессивно-циническое. Перечитайте «Скрюченный домишко» Агаты Кристи, там вся правда об умных детях.

Другие материалы автора

Марина Соломонова

​Учительский роман — разновидность любовного

Марина Соломонова

​Сталин, вороны и зомби

Марина Соломонова

​Лучшие книги о Рождестве

Читать по теме

Тпру, детектив!

Прозаик и радиоведущий рассуждает о том, почему «фандоринщина» симптоматична.

19.07.2015 Тексты / Авторская колонка

Николай Свечин: исторический детектив — штука трудозатратная

Автор «Туркестана» Николай Свечин рассказал Rara Avis о сыщике Лыкове, сложностях детективного жанра и уходе Бориса Акунина на покой.

04.08.2015 Тексты / Интервью

Туркестан глазами блогера

Свечин Н. Туркестан. — М.: Эксмо, 2015. — 270с.

На новый роман Николая Свечина «Туркестан» еще не написано ни одной рецензии. То ли потому, что книга свежая, то ли потому, что толстая, то ли потому, что Свечин — все-таки не Борис Акунин, с которым нижегородского автора любят сравнивать поклонники жанра.

04.08.2015 Тексты / Рецензии

​Chat Noir в деле

Обозреватель Rara Avis Максим Клейменов об интеллектуальном коте-детективе Блэксэде и утешительном искусстве комикса.

16.09.2016 Тексты / Рецензии