18+
20.02.2023 Главная / Авторская колонка

​Омовение мёртвых

Текст: Владимир Березин

Фотография: из архива автора

Писатель-пешеход Владимир Березин о медяшке прощания.

Шли и шли и пели «Вечную память»,
и когда останавливались, казалось,
что её по залаженному продолжают
петь ноги, лошади, дуновения ветра.

Борис Пастернак. «Доктор Живаго»


18 июня 1918 года неподалёку от Новороссийска был потоплен Черноморский флот. Произошло это потому, что флот этот немцы затребовали себе. Но Советское правительство и прочих-то договорённостей ни с кем не соблюдало, а уж в быстро меняющейся ситуации 1918 года с немцами было мало что понятно. Открытая телеграмма из Москвы требовала вести корабли в Севастополь — в руки Германии, а секретная — топить их на месте. Новороссийск бурлил, вопросы военного направления решались голосованием экипажей, часть миноносцев ушла на Севастополь, но тут-то экипажи открыли кингстоны в Цемесской бухте. Линкор «Свободная Россия», впрочем, расстреляли торпедами. Когда в Новороссийск пришли морские силы Германии во главе с крейсером «Гебен», то флот уже был под водой.

Судьбы затопленных кораблей совершенно удивительны: примеру, один был поднят после Гражданской войны, вошёл в состав флота и погиб уже в 1942 году на наших же минных заграждениях. Другой поднять пытались, но он развалился. Тогда с него сняли турбины и они ещё долго работали на Туапсинской электростанции. Третий тут же подняли англичане, но он затонул по дороге в Англию.

Но это всё не важно, потому что нас интересует только один момент, причём не в реальной истории, а в пьесе, написанной Борисом Корнейчуком в 1933 году. Она называлась «Гибель эскадры». В ней есть такое место: «Б у х т а (медленно поднял свисток и тихо свистнул). Смирно! В последний раз, чтобы чистым отдать морю корабль, который гибнет за революцию... Товарищи, последний аврал! (Снова свистнул. Сквозь слезы.) Палубу скатить, протереть песком, обратно скатить и... и... пролопатить. (Пауза.) Помещение мыть мылом, железо, медяшки дра... драить...» * — Корнейчук А. Гибель эскадры // Корнейчук А. Собрание сочинений Т. 1. — Л.: Искусство, Ленинградское отделение, 1978. С. 98.

Что это значит? «Драить медяшку» — устойчивое выражение, и оно употребляется во множестве книг о русском флоте: «Ведь бессмысленно драить медяшку, когда висят тучи и через полчаса пойдёт дождь, ― однако ты драишь и не удивляешься» * — Соболев Л. С. Капитальный ремонт // Соболев Л. С. Собрание сочинений в 6т. Т. 2. — М.: Советская Россия. 1987. С. 62 . «На кой мне чёрт, скажи на милость, вязать койку, драить медяшку, лопатить палубу и без малого гальюнов не убирать?» * — Соболев Л. С. Капитальный ремонт // Соболев Л. С. Собрание сочинений в 6т. Т. 2. — М.: Советская Россия. 1987. С. 57. . То есть это синоним флотской черновой работы, причём часто утомительной и часто бессмысленной. Александр Городницкий примерно через полвека напишет: «Помимо привыкания к трудностям морской жизни, много хлопот доставляло нам привыкание к жизни военно-морской, с её жёстким и часто тупым укладом, „боевой и политической подготовкой“. Помню, в первые месяцы пребывания на судне я обратил внимание, как старательно матросы „драят медяшку“. „Не проще ли было бы заменить все эти медные поручни хромированными или никелированными?“ — спросил я у Шишина. „Нет, — ответил он, — матрос в море должен всегда быть занят. Все пиратские бунты от того и происходили, что у людей появлялось свободное время“. Он был прав. Когда, уже подружившись с нашими офицерами, я вдруг спрашивал, для чего нужно делать то или другое бессмысленное, на мой взгляд, дело, они с грустной улыбкой отвечали: „Чтобы служба мёдом не казалась“. Они же объясняли мне, что если командир, отдав приказ, понимает, что приказал не то что надо, он свой приказ всё равно отменять не должен, иначе подорвёт свой командирский авторитет» * — Городницкий А. М. След в океане. — М.: Карелия, 1993. С. 177. .

Но мы как-то отвлеклись на отстранённую философию, а начали именно что с приборки судов перед затоплением. То, что было ненавидимой обязанностью, превращается в ритуал прощания, будто омовение покойника.

В русской литературе есть ещё один пример труда, внешне кажущегося бессмысленным. Это описание последних дней деревни, что вот-вот исчезнет под водой (но дома предварительно сожгут) в романе Валентина Распутина «Прощание с Матёрой» (1976). Старуха, зная, что сроки сочтены, прибирается в избе, белит (красит) печь и ставни: «Нет, выбелит она сама. Дух из неё вон, а сама, эту работу перепоручать никому нельзя. Руки совсем ещё не отсохли, а тут нужны собственные руки, как при похоронах матери облегчение дают собственные, а не заёмные слезы. Белить её не учить, за жизнь свою набелилась — и известка ложилась ровно, отливая от порошка мягкой синевой, подсыхающий потолок струился и дышал. Оглядываясь и сравнивая, Дарья замечала: „Быстро сохнет. Чует, чё к чему, торопится. Ох, чует, чует, не иначе“. И уже казалось ей, что белится тускло и скорбно, и верилось, что так и должно белиться. Там, на столе, с кисткой в руке, и застигнул её другой уже пожогщик — они, видать, подрядились подгонять по очереди. От удивления он широко разинул глаза:

— Ты, бабка, в своём уме?! Жить, что ли, собралась? Мы завтра поджигать будем, а она белит. Ты что?!
— Завтри и поджигай, поджигатель,- остановила его сверху Дарья суровым судным голосом.
— Но только не ране вечеру. А щас марш отсель, твоей тут власти нету. Не мешай. И завтри, слышишь, и завтри придёшь поджигать — чтоб в избу не заходил. Оттуль поджигай. Избу чтоб мне не поганил. Запомнил?» * — Распутин В. Прощание с Матёрой // Наш современник, № 11, 1976. С. 45. .

Всё то, что происходит потом с этой старухой, напоминает хронику заранее объявленного Конца Света: «После обеда, ползая на коленках, она мыла пол и жалела, что нельзя его как следует выскоблить, снять тонкую верхнюю плёнку дерева и нажити, а потом вышоркать голиком с ангарским песочком, чтобы играло солнце. Она бы как-нибудь в конечный раз справилась. Но пол был крашеный, это Соня настояла на своём, когда мытье перешло к ней, и Дарья не могла спорить. Конечно, по краске споласкивать легче, да ведь это не контора, дома и понагибаться не велика важность, этак люди скоро, чтоб не ходить в баню, выкрасят и себя. Сколько тут хожено, сколько топтано — вон как вытоптались яминами, будто просели, половицы. Её ноги ступают по ним последними. Она прибиралась и чувствовала, как истончается, избывается всей своей мочью, — и чем меньше оставалось дела, меньше оставалось и её. Казалось, они должны были изойти враз, только того Дарье и хотелось. Хорошо бы, закончив всё, прилечь под порожком и уснуть. А там будь что будет, это не её забота. Там её спохватятся и найдут то ли живые, то ли мёртвые, и она поедет куда угодно, не откажет ни тем, ни другим.

Она пошла в телятник, раскрытый уже, брошенный, с упавшими затворами, отыскала в углу старой загородки заржавевшую, в жёлтых пятнах, литовку и подкосила травы. Трава была путаная, жесткая, тоже немало поржавевшая, и не её бы стелить на обряд, но другой в эту пору не найти. Собрала её в кошеломку, воротилась в избу и разбросала эту накось по полу; от неё пахло не столько зеленью, сколько сухостью и дымом — ну да недолго ей и лежать, недолго и пахнуть. Ничего, сойдёт. Никто с неё не взыщет.

Самое трудное было исполнено, оставалась малость. Не давая себе приткнуться, Дарья повесила на окошки и предпечье занавески, освободила от всего лишнего лавки и топчан, аккуратно расставила кухонную утварь по своим местам. Но всё, казалось ей, чего-то не хватает, что-то она упустила. Немудрено и упустить: как это делается, ей не довелось видывать, и едва ли кому довелось. Что нужно, чтобы проводить с почестями человека, она знает, ей был передан этот навык многими поколениями живших, тут же приходилось полагаться на какое-то смутное, неясное наперед, но всё время кем-то подсказываемое чутьё. Ничего, зато другим станет легче. Было бы начало, а продолжение никуда не денется, будет» * — Распутин В. Прощание с Матёрой // Наш современник, № 11, 1976. С. 47. .

Советская власть относилась к этой вещи насторожённо — из-за неочевидного смысла романа. Но многим читателям он нравился. Во-первых, он хорошо написан, а, во-вторых, это был бальзам на раны писателей—деревенщиков, которых власть не очень любила, а тут говорилось о том, как в угоду промышленной идее ломается какой-то невидимый стержень в народе. Люди диссидентского толка видели картину того, как огромный государственный Левиафан жрёт своих граждан. К тому же это было очень красиво показано в знаменитом фильме Ларисы Шепитько, который она не успела снять (его закончил её муж Элем Климов).

Действие происходит в шестидесятые годы прошлого века. Тогда в деревне жили люди не мыслящие себя вне старого уклада. Особенно это было видно в сибирской деревне, до которой не докатилась война (убив, впрочем, множество мужчин), где, несмотря на коллективизацию, сохранялся какой-то невещественный, но очень сильный дух. Прошло ещё несколько десятилетий, провалились куда-то колхозы, пить в деревне стали больше (а может, меньше — тут мнения разнятся), в общем, я бы не стал искать исконного, посконного и сермяжного в нынешней жизни. Возможно, цинизм победил, и домашняя работа теперь перестала носить ритуальный характер.

Прощальная приборка палубы или квартиры, привычные механические движения, могут оказывать психотерапевтический эффект, отдаляя горе, которое, как известно, в праздности особенно горько.

И то и дело, расставаясь со старым миром, многие люди вокруг меня норовят помыть его на прощание. Видимо, что-то важное в этом есть. И прежде чем расстаться с кораблём современности, экипаж драит медяшку. Это вызывает уважение, как, впрочем, и все непрагматичные действия.

Другие материалы автора

Владимир Березин

​В чёрном-пречёрном городе

Владимир Березин

​Чехов и зубная щётка

Владимир Березин

​Птица семейства вьюрковых

Владимир Березин

​Инда взопрели озимые